XI.

И раз любовь быть наказаньем может,
Я не совсем никчемна. Бледность щёк
И боль в коленях, вес на кои лёг
От бремени сердечного до дрожи. -
Уставший рок певца, что опоясан
Однажды был Аорнус покорять,
Едва ли нужен, чтобы подпевать
Меланхоличным соловьиным фразам.
Зачем упоминать такие вещи,
О мой Возлюбленный? Я, очевидно ведь,
Не Вашей ценности, для мест поменьше!
Но из любви я благодати честь
Беру с любовью жить, и безутешно
Боготворить Вас, но принять не сметь.
XI. (дословный перевод)

И, следовательно, если любить может быть наказанием,
Я не полностью бесполезна. Щёки столь бледные,
Как эти, что Вы видите, и дрожащие колени, которым не удается
Нести бремя тяжелого сердца, -
Эта усталая менестрель жизни, которая однажды опоясала
Покорить Аорнус, и едва ли может быть полезна, чтобы трубить сейчас против лесного соловья
Меланхоличную музыку, - зачем ссылаться
На такие вещи? О Возлюбленный, это явно -
Я не Вашей ценности, не для Вашего положения.
И тем не менее, потому что я люблю Вас, я получаю
Из этой самой любви эту реабилитирующую благодать
Жить всё ещё в любви, и тем не менее напрасно,
Боготворя Вас, но отказываясь от Вас при встрече.
XI.

And therefore if to love can be desert,
I am not all unworthy. Cheeks as pale
As these you see, and trembling knees that fail
To bear the burden of a heavy heart,
This weary minstrel-life that once was girt
To climb Aornus, and can scarce avail
To pipe now 'gainst the woodland nightingale
A melancholy music!... why advert
To these things? O Beloved, it is plain
I am not of thy worth nor for thy place:
And yet because I love thee, I obtain
From that same love this vindicating grace,
To live on still in love and yet in vain...
To bless thee yet renounce thee to thy face.