XXXII.

Когда взошло над Вашей клятвой солнце,
Ждала я, что ослабит связь луна,
Что слишком скорою была она,
Чтоб долго силу сохранять эмоций.
Поспешно любящие, я считала,
Сердца на отвращение быстры,
И, глядя на себя, любви порыв
Мужчины вроде Вас не понимала.
Я - вроде той изношенной виолы,
Что звуками лишь может искажать,
И мастер оборвёт тот час же соло,
Как фальш начнёт под пальцами бежать.
Так и душа, вдохнув печалей холод,
В миг может портиться и обожать.
XXXII. (дословный перевод)

Когда в первый раз солнце взошло над Вашей клятвой
Любить меня, я ожидала, что луна
Ослабит все эти узы, которые казались слишком скоро
И быстро связанными, чтобы сделать продолжительным обещание.
Спешно-любящие сердца, я думала, могут быстро почувствовать отвращение;
И, глядя на себя, я казалась не подходящей
Для любви такого мужчины! -- скорее расстроенная
Изношенная виола, на какую хороший певец бы разгневался
Испортив свою песню, и которая, будучи схвачена впопыхах,
Кладется вниз с первой фальшивой нотой.
Я не сделала этим несправедливости себе, но я наложила
Зло на Вас. Ведь идеальные удары струн могут исказиться
Под мастерскими руками, от испорченных инструментов, --
И великие души, с одним ударом, могут испортиться и любить до безумия.
XXXII.

The first time that the sun rose on thine oath
To love me, I looked forward to the moon
To slacken all those bonds which seemed too soon
And quickly tied to mak a lasting troth.
Quick-loving hearts, I thought, may quickly loathe;
And, looking on myself, I seemed not one
For such man's love! -- more like an out of tune
Worn viol, a good singer would be wroth
To spoil his song with, and which, snatched in haste,
Is laid down at the first ill-sounding note.
I did not wrong myself so, but I placed
A wrong on thee. For perfect strains may float
'Neath master hands, from instruments defaced, --
​And great souls, at one stroke, may do and coat.